18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал были депортированы все крымские татары (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годы Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Алие Керимова , крымская татарка, родилась 10 февраля 1928 года, уроженка деревни Дегерменкой (с 1945 года село Запрудное – КР) города Ялта Крымской АССР.
До начала войны наша семья состояла из 5 человек: отец Велиша Мустафаев (1893 г.р.), мать Фериде Мустафаева (1902 г.р.), брат Мустафа Мустафаев (1922 г.р.), брат Али Мустафаев (1925 г.р.) и я.
Старший брат Мустафа Мустафаев был боевым офицером, летчиком- истребителем, участвовал в освобождении Крыма и г. Севастополя. 12 мая 1944 года ему дали отпуск на 7 дней, и он при прибытии в деревню, как положено согласно военному уставу, пошел в сельсовет отметить прибытие. В сельсовете его оскорбили, изъяли именной пистолет, подаренный командиром за боевые заслуги, арестовали и 18 мая вместе с нами должны были выслать. На станции «Сюрень» он убежал и спрятался у давних русских знакомых, вернулся в свою часть, надеясь оттуда помочь нам. В августе 1944 года уже в Узбекистане мы получили письмо от его командира (полевая почта 06962) о том, что «на территории Восточной Пруссии с боевого задания не вернулся, по всей видимости, погиб».
Второй брат Али Мустафаев был расстрелян немцами в октябре 1943 года на территории концлагеря совхоза «Красный» (ныне совхоз им. Дзержинского Симферопольского района) за участие в подпольной работе. В концлагере ему только исполнилось 18 лет.
Таким образом, на момент депортации наша семья состояла уже из 3 человек и проживала в деревне Дегерменкой города Ялта Крымской АССР.
В 1937 году я пошла в 1 класс. Жили в двухэтажном доме из 8 комнат (ныне там живут 4 семьи), имели приусадебный участок, виноградник и домашнюю скотину (2 барана, 2 козы, птицу).
18 мая 1944 года, на рассвете я, члены моей семьи и односельчане-соотечественники на рассвете были согнаны на центральную площадь деревни, которая находилась возле школы. Нам было дано на сборы 15 минут и мы, конечно, под дулами автоматов и отборной бранью ничего не успели взять от неожиданности и растерянности. Мы думали, что нас вывели на расстрел. Так мы – старики и дети – стояли, окруженные автоматчиками, пока не пришла колонна грузовых машин «студебеккеров».
Нас затолкали в машины и повезли через Ай-Петри на железнодорожную станцию «Сюрень» Бахчисарайского района. На станции стояли товарные вагоны, в которые нас погрузили, и мы ехали без еды, воды и лекарств. По пути следования поезда в нашем вагоне умерло 2 человека: старушка и пожилой мужчина, имен которых я уже не помню. На ближайшей станции солдаты их выбросили, как бревна, и эшелон пошел дальше.
Так мы ехали 18 суток, не зная куда. Нас привезли в Узбекистан, Самаркандскую область, Катта-Курганский район, село Митань, кишлак Шилхим. Поселили нас во вшивой лачуге, без окон с земляным полом 3 семьи (12 человек).
Жили мы, собирая траву, коренья растений и пили воду из водоемов – чеков, на которых был посажен рис. Позже мы узнали, что вода была заражена малярийной палочкой. Начались массовые заболевания малярией, диареей. Люди умирали как мухи. В нашей лачуге умер Мустафа-ага Чарух (его семья попала в высылку на Урал). Мой отец его похоронил. Затем тяжело заболела мама. Мы с отцом сделали все возможное, чтобы облегчить ее страдания и спасти ее.
В 1945 году папа смог связаться со своим старым довоенным другом Ягья-ага Аппазовым , который еще до войны жил в г. Самарканде и работал в сельхозтехникуме завучем. Ягья-ага через комендатуру выхлопотал папе как специалисту-агроному вызов с семьей в тот же техникум. Я училась тогда в 7 классе. Нас все еще трясла малярия, кушать было нечего. Спасла нас женщина, которая носила питание рабочим, работающим в саду техникума. Каждый день она давала мне и маме по половнику супа.
Закончив 7 классов, я поступила в 1945 году в г. Самарканде в пищевой техникум без вступительных экзаменов, как отличница, и закончила его с красным дипломом в 1949 году. В 1948 году я вышла замуж за Джеббара Керимова (1919 г.р.).
Мой муж был призван в армию в 1939 году. Вскоре началась война с Финляндией, в которой он служил механиком-водителем танка Т-34. После окончания Финской кампании (Советско-финская война 1939-1940 годов – КР) их часть перевели в г. Ленинград. Так в Отечественную войну он оказался в блокадном кольце и все 900 дней находился в Ленинграде. Мой муж неоднократно участвовал в поездках по обледеневшему Ладожскому озеру для подвоза медикаментов и провизии в осажденный Ленинград. После прорыва блокады их часть была переформирована и направлена на Запад. Так их воинская часть, освобождая страны, шла по Европе и дошла до Венгрии, участвовала в боях на озере Балатон, освободила Австрию. Победу над Германией встретили в г. Вена. Затем опять переформировали часть, в которой служил мой муж, и направили их на службу на Дальний Восток – в Маньчжурию.
Демобилизовался муж 16 сентября 1946 года в Узбекистан. Нашел мать, сестер, которые попали в депортацию в Ферганскую область, перевез их в г. Самарканд. В 1948 году он, участник трех войн, человек, имевший 24 правительственные награды за беззаветную службу Родине, был поставлен на спецучет, что означало ежемесячно лично ходить на подпись в военную комендатуру. На работу его не брали, потому что он ходил в военной форме (другой одежды не было). Семья жила в нищете и впроголодь. Затем в 1949 году он все-таки устроился на работу водителем грузовика и его за непокорность самодуру-коменданту Матлюбову направили на строительство Катта-Курганского водохранилища.
В 1956 году Джеббар Керимов, как и все соотечественники, был снят со спецучета, но выезжать за пределы области не разрешалось.
В марте 1988 года, в числе первых, мы переехали в Крым и приобрели жилье в г. Симферополе только в июне-месяце, жили без прописки. В августе, на основании решения горисполкома, в виде исключения, постановили: «учитывая особые заслуги перед Отечеством разрешить Керимову Д.А. и членам его семьи прописку».
Но пожить и насладиться Родиной ему не пришлось: переживания, унижения, боевые ранения оборвали его жизнь в 1991 году.
(Воспоминание от 29 декабря 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров , крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
Нет комментариев