Я – дочь блокадника. Папа ушел из жизни два года назад. Тяжело уходил. «Положенные» обезболивающие закончились. Он кричал от боли и впервые, на моей памяти, нецензурно ругался, словно выплевывая чужие для него самого слова; любое прикосновение к коже вызывало, нестерпимую боль. А врач скорой оправдывался: мол, наркотических препаратов нынче на вызовы не дают, в больницу умирающих онкобольных брать не разрешают, а болезнь – ну что с ней поделаешь…накапайте корвалол, может, успокоится…
Папе едва исполнилось 11 лет, а он уже варил младшим сестренкам суп из картофельных очисток и еще из чего-то совсем уж несъедобного. Блокадным летом в одиночку сопровождал под обстрелом грузовики с капустой, которую помогал бабушке выращивать в пригороде. И выжил мой отец в том числе благодаря тому, что дед, фронтовой разведчик, на своем мотоцикле во время затишья мотался через линию фронта, благо она проходила рядом, и как-то взял его на передовую подкормить. Бойцы отрывали что-то от своих пайков, чтобы захватил домой маме и сестрам. Хлеб он ел всегда – даже с кашей и макаронами, и не дай Бог было выбросить при нем корочку! Когда увидел по телевизору, как сжигают санкционные продукты, то в прямом смысле слова онемел.
Я – то самое второе поколение. Не знаю, какие такие «особые» гены мне достались от папы. Надеюсь, хотя бы часть его порядочности, если когда-нибудь выяснится, что таковая вообще существует в виде элемента ДНК. Но вот чего точно не чувствую, так это общности с «детьми» из фильма «Блокадная кровь. Генетика». Фильм начинается с документальных кадров о работе в блокадном городе ЛИПК, уникального Института переливания крови. Продолжается рассказом о неоднозначном и, с моей непрофессиональной точки зрения, сомнительном во всех смыслах эксперименте – о его научности пусть спорят ученые. А заканчивается фильм притянутым «за уши» пафосным выводом о переживших блокаду людях, якобы передавших в наследство детям, «рожденным в этом особенном месте, свои подвергшиеся мутации из-за многочисленных лишений «особые гены». Тут, конечно много возникает вопросов, к примеру, про потомков тех, кто пережил Голодомор или другие экстремальные ситуации. Но авторам нужна только блокада. Точнее, ее «особые дети». Закадровый голос торжественно их перечисляет: Владимир Путин, патриарх Кирилл, три Сергея – Миронов, Иванов, Нарышкин. «Всех их связывает единая манера поведения, высокая ответственность за происходящее в стране и городе, – вещает голос и задается вопросом: – Нет ли тут единого корня, связанного с общими физическими и нравственными испытаниями предков?»
На этом месте мне почему-то вспомнился другой исторический феномен: «новая историческая общность людей, советский человек», о рождении которой в 1961 году не менее пафосно объявил партийный руководитель Никита Хрущев. Что с этой «общностью» случилось три десятилетия спустя, можно проследить хотя бы на примере русских и украинцев. Полному разрыву, кстати, поспособствовала «высоко ответственная политика» потомка блокадников Владимира Путина, развязавшего войну в соседнем государстве, которую мы наблюдаем, что называется, в реальном времени.
Как только ни обходились российские власти с отечественной историей в последние годы, чтобы запихнуть ее в подходящий политический костюмчик: и предложение о «создании новой российской Мекки в Крыму, откуда, по предложенной Путиным версии, пошло крещение Руси». И высказанная им же идея подправить репутацию царя Ивана Грозного: мол, сына не убивал, во всем виноват распустивший слух папский нунций, которому царь помешал распространять на Руси католичество. Из последнего – реабилитация Сталина (мол, «великий полководец, допускавший отдельные перегибы»), словно и не было четверти века, в течение которой энтузиасты от исторической науки и правозащитники по крупицам собирали документы о преступлениях сталинизма, будто и нет бесконечно пополняющегося мартиролога с именами запытанных, оболганных, расстрелянных.
И вот настала очередь блокадников, чтобы и трагедию Ленинграда подогнать под нужды текущего момента. Фильм снят при поддержке Сергея Миронова и его «Справедливой России». Воистину, нет предела лизоблюдству. Не знаю, что там с эпигенетическими мутациями у потомков блокадников, но создатели фильма идут по стопам единомышленников, в чьих головах явно что-то переклинило. К примеру, доверенное лицо Путина, сопредседатель его штаба в Иркутске, главврач Иркутского областного онкологического диспансера Виктория Дворниченко собралась лечить избирателей, и не подумайте, что от онкологии, нет, от неверного восприятия «правильной кандидатуры»: «Иркутская область специфична особенно в своих избирательных кампаниях… Некоторые люди любят немножечко пошуметь, поговорить неправильно, но и мы можем помочь, потом полечить от этой болезни, которая не в ту сторону идет…» Другое доверенное лицо, директор Иркутского академического драматического театра Анатолий Стрельцов тоже не чужд медицинской терминологии: он заявил, что «главная задача регионального штаба – не навредить кандидату своей работой». А журналистам при этом пожелал относиться друг к другу с любовью, чтобы через любовь прийти к выбору «нашего дорогого президента».
Тем временем «дорогой президент» с «особыми генами» и каменным лицом, ради которого столько людей из кожи вон лезут, дабы перерисовать и историю, и современность заодно, окунается в прорубь, демонстрируя посредством телевизора «особую» закалку и голый торс впечатлительным бабушкам. Может, дело вовсе не в предвыборных технологиях? Просто готовится человек из Кремля, когда это уже случится, прямиком в монастырь? Не зря же с таким рвением демонстрирует «набожность», ездит по храмам едва ли не чаще, чем по насущным мирским делам, будто келью поуютнее присматривает. Что, в общем, не удивительно. Куда еще податься, дабы избежать ответственности за содеянное: кто ж его примет на свою голову и где, да хоть бы и с «особой кровью» и неограниченными финансовыми возможностями?
Галина Сидорова , московский журналист
Взгляды, изложенные в статьях, отражают точку зрения авторов и не обязательно отражают позицию издания.
Нет комментариев