18-20 мая 1944 года в ходе спецоперации НКВД-НКГБ из Крыма в Среднюю Азию, Сибирь и Урал депортировали всех крымских татар (по официальным данным – 194 111 человек). В 2004-2011 годы Специальная комиссия Курултая проводила общенародную акцию «Унутма» («Помни»), во время которой собрала около 950 воспоминаний очевидцев депортации. публикуют свидетельства из этих архивов.
Я, Рефат Аметов , крымский татарин, родился 14 марта 1932 года в деревне Айсерез Судакского района Крымской АССР.
Перед депортацией моя семья состояла из пяти человек: мать, А джер Усеинова (1912 г.р.), брат, Ферат Усеинов (1935 г.р.). сестра, З ера Усеинова (1940 г.р.), сестра, Айше Усеинова (1943 г.р.). Мой отец, Усеин Аметов (1900 г.р.), незадолго до выселения был мобилизован в трудармию.
18-го мая 1944 года, рано утром в наш дом явилось трое военных. Двое из них были вооружены винтовками с блестящими штыками. Третий, видимо старший группы, держал в руках пистолет. В грубой форме было объявлено, что нас выселяют из Крыма. На сборы дали 15 минут. Мы с братом помогли маме одеть сестричек и собрать несколько узлов одежды. Из продуктов удалось взять с собой небольшой мешочек кукурузной муки, который в последствии спас семью от голода в пути следования до мест спецпоселения. В памяти до сих пор остался эпизод из того страшного майского утра. Мама на родном языке напомнила мне, что в соседней комнате возле зеркала висят отцовские карманные часы, и попросила их взять. Однако, войдя в комнату, я увидел, как старший группы выселения прячет папины часы в нагрудный карман. С криком: «Отдайте наши часы», я бросился на «освободителя», но отлетел в сторону после того, как тот со словами: «Пошел вон, татарчонок!» сильно оттолкнул меня, угрожая пистолетом…
Никакого обвинительного документа нам не предъявили, как и не разъяснили, за что, куда и на какой срок нас выселяют. Местом сбора выгоняемых военными односельчан стала площадка возле кладбища напротив конюшни. С помощью деда Асана мы принесли несколько собранных впопыхах узлов домашних вещей к месту сбора, где нас уже ожидали военные грузовые машины. Перед погрузкой все наши узлы было приказано развернуть для досмотра, и военные, не стесняясь, забирали приглянувшиеся им вещи.
Запомнилось, как во время перевозки в крытых грузовиках долго плакала тетушка Эсма : она была уверена, что нас всех собираются утопить в море. Мне, двенадцатилетнему подростку, удалось успокоить ее после того, как я определил по маршруту движения машины, что мы проехали морскую зону и движемся в направлении Старого Крыма.
По прибытию на железнодорожную станцию г. Феодосии нас погрузили в товарные вагоны, двери наглухо закрыли, и состав двинулся в неизвестном направлении. В вагонах не хватало свежего воздуха, через небольшой промежуток времени люди стали испытывать жажду и голод. В первые дни вагон был наполнен плачем детей и женщин. Позже у изнеможенных жаждой, голодом и начавшимися болезнями людей не осталось сил на стоны и слезы…
Также осталась в моей памяти остановка нашего железнодорожного состава где-то в районе Новоалексеевки. Поезд резко остановился, двери нашего вагона открыли, и к нам ввалилось двое пьяных морских офицеров. Размахивая табельным оружием, «доблестные» вояки обрушили на нас потоки нецензурной брани и обвинения в предательстве. Среди нас – женщин, стариков и детей – находился единственный мужчина-фронтовик, дядя Осман, который в момент депортации после ранения был в отпуске дома. Одетый в военную форму и с подвязанной раненой рукой, он попытался что-то объяснить пьяным офицерам, но гут же получил удар рукояткой пистолета по голове и, потеряв сознание, упал на руки находившихся в вагоне людей… Правда, рассмотрев внимательнее стоящих в темноте вагона «предателей», увидев обреченные стариковские и напуганные детские глаза, горе-визитеры, кажется, немного смутились и быстро ретировались.
Такие эпизоды со стороны «сталинских воспитанников» наблюдались в дальнейшем неоднократно.
На протяжении всего пути никакого питания и оказания медицинской помощи организовано не было. Люди голодали, болели, однако в нашем вагоне, к счастью, случаев смерти не было.
Время следования нашего поезда составило 17 дней. Состав прибыл в Узбекистан. Местом нашего спецпоселения стан кишлак Кызыл-Кум Карадарьинского района Самаркандской области.
По прибытии к месту высылки, мы объединились с семьей деда Асана. Поселили нас в старом складском помещении без окон, с земляным полом, до этого вряд ли считавшимся пригодным для жилья.
На этой маленькой неприспособленной «жилплощади» нас разместилось 13 человек. К нашей семье добавились дед Асан (61 год), бабушка Алиме (50 лет), дядя Абибулла (16 лет), тетя Хатидже (13 лет), тетя Суваде (28 лет), двоюродные: брат Февзи (9 лет) и сестры Февзие (7 лет) и Шевкъие (4 года).
Взрослых мужчин в нашей объединенной семье с нами не было. Дядя Абдулмеджит Асанов (1920 г.р.) и зять Фахри Мустафаев (1916 г.р.). находились в то время на фронте, и с ними поддерживалась переписка, а мой отец Усеин Аметов (1900 г.р.) и дядя Мустафа Асанов (1925 г.р.) проходили службу в трудармии.
На территории нашего спецпоселения голод был массовым явлением. Незнакомые с местными условиями, привыкшие к чистой родниковой крымской воде люди, не подозревавшие, что нельзя употреблять воду из арыков некипяченой, массово заболевали дизентерией и другими инфекционными заболеваниями. Власти обрекли наш народ на вымирание, не обеспечивая ни продуктами питания, ни медикаментами.
Вследствие голода, малярии, дизентерии и других болезней в первые годы депортации в нашей семье умерли дед Асан, бабушка Алиме, сестра Февзие и сестра Айше (6 месяцев). Их прах и ныне покоится в кишлаке Кызыл-Кум…
Было запрещено покидать территорию спецпоселения без разрешения коменданта даже с целью лечения, учебы, поиска работы, посещения родственников. За самовольное отлучение с территории спецпоселения предусматривалось наказание 20 лет каторжных работ.
После окончания войны в 1945 году демобилизовался наш зять Фахри, который, благодаря своим фронтовым заслугам, смог перевезти нашу большую семью в пригородный колхоз им. Энгельса г. Самарканда. Из трудармии вернулись мой отец Усеин Аметов и дядя Мустафа Асанов. Все мужчины смогли устроиться на работу, и семья постепенно смогла подняться на ноги.
Я учился в узбекской школе. В 1948 году поступил в сельхозтехникум, который окончил в 1952 году с отличием. После двухгодичной работы на сельхозпредприятии поступил в Самаркандский торговый институт, который окончил в 1958 году. В период учебы в институте студентов – крымских татар – не допускали на военную кафедру.
После выхода в свет Указа ПВС СССР от 28 апреля 1956 года я и мои однокурсники досрочно сдали военную подготовку и получили звание офицера запаса.
Однако данный указ не дал права крымским татарам ни на возвращение на родину, ни на возврат незаконно отнятого у них имущества.
В 1971 году я с семьей переехал в г. Новороссийск Краснодарского края, где работал по специальности «товаровед». В 1992 году вышел на пенсию. В 1996 году мы наконец-то смогли вернуться в Крым. Имею двух сыновей, которые проживают со своими семьями на родной земле и воспитывают моих четырех внуков, родившихся уже на родине предков. Получив высшее медицинское образование, мои сыновья работают детскими хирургами и спасают жизнь детям, не разделяя их по национальному признаку и вероисповеданию.
Считаю, что все люди, живущие в Крыму и Украине должны знать и помнить о трагедии нашего народа хотя бы для того, чтобы никогда подобное не повторилось. Проживаю в городе Симферополе.
(Воспоминание от 1 декабря 2009 года)
К публикации подготовил Эльведин Чубаров, крымский историк, заместитель председателя Специальной комиссии Курултая по изучению геноцида крымскотатарского народа и преодолению его последствий
Нет комментариев